В палаццо и храмах таятся, Мерцая, полотна и фрески. Зажгла их рука итальянца И скрылась в их царственном блеске... Даль в дымке, одежды цветущи, Фигуры ясны, но не резки.
На ликах огня и покоя Слиянием - кто не пленится! И все же (строка за строкою) Всегда (за страницей страница) Я Питера Брейгеля буду Злосчастная ученица.
Ах, лучше бы мне увязаться Вослед за классическим Римом! Не так-то легко и солидно Брести по пятам уязвимым, Ранимым... За Брейгелем-старшим, За Брейгелем неумолимым.
Прозренья его беспощадны, Сужденья его непреложны. Его дураки безупречны, Его богомольны - безбожны, Его отношения с вечной Бессмертной Гармонией - сложны.
Его плясуны к небосводу Пудовую ногу бросают, Как камень из катапульты... Старухи его потрясают Лица выражением тыльным На пиршестве жизни обильном.
...Однажды за ветками вязов, Меж сонных на солнышке хижин, Увидел он пир деревенский. И понял, что пир - неподвижен. И только, пожалуй, бутыли На этом пиру не застыли.
Увидел детину-танцора. И красками в памяти выжглось, Что фортелей в танце - изрядно, Но главное в нем - неподвижность. А с публикой тоже неладно, И главное в ней - неподвижность.
Молчанье росло, невзирая На стук деревянных бареток. Был танец такой деревянный - Как пляска хмельных табуреток! И ста языков заплетанье... И все это - разве не тайна?
И молния быстрой догадки, Что некий мясник мимолетен, Как перышко, как сновиденье! Хотя предостаточно плотен, И нет на лице трепетанья.
Не странность ли это? Не тайна?! Сплошной, носовой, анонимный И ханжеский гомон волынок Зудел, обволакивал танец Волной звуковых паутинок... Но странным молчанием тянет От гульбищ на этих картинах.
И слышу: как музыка листьев - (Тишайшая!) - голос пронесся: "Те фортели были недвижны Задолго до их переноса На Брейгелевы полотна! То, плотное - было бесплотно!.."
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
branchandroot
(no subject)
Date: 2009-02-25 01:23 pm (UTC)Мерцая, полотна и фрески.
Зажгла их рука итальянца
И скрылась в их царственном блеске...
Даль в дымке, одежды цветущи,
Фигуры ясны, но не резки.
На ликах огня и покоя
Слиянием - кто не пленится!
И все же (строка за строкою)
Всегда (за страницей страница)
Я Питера Брейгеля буду
Злосчастная ученица.
Ах, лучше бы мне увязаться
Вослед за классическим Римом!
Не так-то легко и солидно
Брести по пятам уязвимым,
Ранимым... За Брейгелем-старшим,
За Брейгелем неумолимым.
Прозренья его беспощадны,
Сужденья его непреложны.
Его дураки безупречны,
Его богомольны - безбожны,
Его отношения с вечной
Бессмертной Гармонией - сложны.
Его плясуны к небосводу
Пудовую ногу бросают,
Как камень из катапульты...
Старухи его потрясают
Лица выражением тыльным
На пиршестве жизни обильном.
...Однажды за ветками вязов,
Меж сонных на солнышке хижин,
Увидел он пир деревенский.
И понял, что пир - неподвижен.
И только, пожалуй, бутыли
На этом пиру не застыли.
Увидел детину-танцора.
И красками в памяти выжглось,
Что фортелей в танце - изрядно,
Но главное в нем - неподвижность.
А с публикой тоже неладно,
И главное в ней - неподвижность.
Молчанье росло, невзирая
На стук деревянных бареток.
Был танец такой деревянный -
Как пляска хмельных табуреток!
И ста языков заплетанье...
И все это - разве не тайна?
И молния быстрой догадки,
Что некий мясник мимолетен,
Как перышко, как сновиденье!
Хотя предостаточно плотен,
И нет на лице трепетанья.
Не странность ли это? Не тайна?!
Сплошной, носовой, анонимный
И ханжеский гомон волынок
Зудел, обволакивал танец
Волной звуковых паутинок...
Но странным молчанием тянет
От гульбищ на этих картинах.
И слышу: как музыка листьев -
(Тишайшая!) - голос пронесся:
"Те фортели были недвижны
Задолго до их переноса
На Брейгелевы полотна!
То, плотное - было бесплотно!.."