![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
pro100_micaПосле Вязьмы Наполеон остался недоволен тем, как маршал Луи-Николя Даву командовал арьергардом и сменил его на посту начальника армейского арьергарда маршалом Мишелем Неем. От Вязьмы главные силы французской армии двинулись на Дорогобуж, куда прибыли 5 ноября. Отсюда Наполеон направил войска Евгения Богарне к Витебску через Духовщину для поддержки корпусов маршалов Удино, Сен-Сира и Виктора, которых теснила армия генерала Витгенштейна. Сам же император Наполеон с армией двинулся к Смоленску, куда прибыл 9 ноября.
Наполеон на белом коне (фрагмент)
Ян ХЕЛМИНСКИЙ
Наполеон на белом коне
Ян ХЕЛМИНСКИЙ
Отступление из России
Ян ХЕЛМИНСКИЙ
Маршал Ней и Наполеон с войсками во время русской кампании
Ян ХЕЛМИНСКИЙ
Французские командиры пока себя чувствуют уверенно, а вот простые солдаты уже начинают задумываться над своей дальнейшей участью...
Между Дорогобужье и Михайловкой, 7 ноября 1812 года
Христиан Вильгельм Фабер дю ФОР
И вот наконец был выполнен этот роковой приказ, предписывавший нам покинуть возле Боровска Калужскую дорогу, повернуть направо возле Колоцкой и, пройдя через Верею и поле битвы при Можайске, выйти на дорогу, ведущую из Москвы в Смоленск До сих пор мы справлялись со всеми трудностями на непроходимых дорогах. И хотя мы теряли людей, лошадей и фургоны, нам всегда удавалось найти провиант в той местности, не подвергшейся опустошениям. Мы сохраняли боевой порядок и орудия, несмотря на многочисленные жестокие бои. Но теперь мы повернули в места, которые ранее, при наступлении на Москву были уже разорены и нами, и нашим противником. Погода еще была хорошая, ничто не предвещало близкой зимы. Мы надеялись дойти до Смоленска крупными силами, какими бы ни были потери. Смоленск, где нам обещали полные провианта склады и зимние квартиры, которые могли бы защитить бы нас от холода, казался близким, тот самый Смоленск, где нас должен был встретить оставленный в резерве корпус Виктора. Итак, ведомые надеждой, мы пересекли поле битвы при Можайске, прошли через Гжатск и 3 ноября прорвались через боевые порядки русских перед Вязьмой.
Но 5 и 6 ноября, когда мы проходили через Дорогобуж, неоднократно принимался идти снег. Вокруг потемнело. Большие тучи нависли над землей, и наконец 7 ноября пришла русская зима с пургой и густым снегом, закрывшим от нас всё вокруг: мы двигались, не зная, куда идем, и не видя, кто наши спутники. Яростный ветер швырял нам в лицо снег, летевший крупными хлопьями с неба и поднимаемый с земли, словно желая во что бы то ни стало остановить нас. Лошади не могли идти по обледеневшей земле и падали. Обозы и орудия впервые бросали на дороге из-за отсутствия лошадей. Дорога, по которой Великая армия ускоренным маршем направлялась к Смоленску, была завалена трупами наших замерзших солдат. Вскоре снег прикрыл их словно огромным саваном, и только маленькие холмики, похожие на древние могилы, напоминали нам о наших павших товарищах по оружию.
Русская зима смогла сделать то, что не удалось до сих пор ни нехватке продовольствия, ни усталости, ни даже нашему отступлению: войска потеряли боевые порядки и смешались. Теперь армия представляла собой бредущих поодиночке и группами людей разных родов войск и частей. Они покинули свои соединения не по доброй воле: холод, непосильные тяготы необустроенной воинской жизни, жажда самосохранения вырывали людей из их полков. Было невыносимо тяжело идти целыми днями, особенно для артиллеристов, которым приходилось думать не только о себе, но и заботиться о спасении лошадей и орудий. Самое жуткое в этом было то, что когда начинало темнеть и приходилось устраивать бивуак, то всегда приходилось это делать просто на снегу, чаще всего без еды и огня. Первый такой зимний бивуак ждал нас у Михайловки 7 ноября.
Но 5 и 6 ноября, когда мы проходили через Дорогобуж, неоднократно принимался идти снег. Вокруг потемнело. Большие тучи нависли над землей, и наконец 7 ноября пришла русская зима с пургой и густым снегом, закрывшим от нас всё вокруг: мы двигались, не зная, куда идем, и не видя, кто наши спутники. Яростный ветер швырял нам в лицо снег, летевший крупными хлопьями с неба и поднимаемый с земли, словно желая во что бы то ни стало остановить нас. Лошади не могли идти по обледеневшей земле и падали. Обозы и орудия впервые бросали на дороге из-за отсутствия лошадей. Дорога, по которой Великая армия ускоренным маршем направлялась к Смоленску, была завалена трупами наших замерзших солдат. Вскоре снег прикрыл их словно огромным саваном, и только маленькие холмики, похожие на древние могилы, напоминали нам о наших павших товарищах по оружию.
Русская зима смогла сделать то, что не удалось до сих пор ни нехватке продовольствия, ни усталости, ни даже нашему отступлению: войска потеряли боевые порядки и смешались. Теперь армия представляла собой бредущих поодиночке и группами людей разных родов войск и частей. Они покинули свои соединения не по доброй воле: холод, непосильные тяготы необустроенной воинской жизни, жажда самосохранения вырывали людей из их полков. Было невыносимо тяжело идти целыми днями, особенно для артиллеристов, которым приходилось думать не только о себе, но и заботиться о спасении лошадей и орудий. Самое жуткое в этом было то, что когда начинало темнеть и приходилось устраивать бивуак, то всегда приходилось это делать просто на снегу, чаще всего без еды и огня. Первый такой зимний бивуак ждал нас у Михайловки 7 ноября.
Бивуак около Михайловки, 7 ноября 1812 года
Христиан Вильгельм Фабер дю ФОР
Роковое отступление началось. Древний город царей превратился в руины, и взор нашего орла обратился к далекой родине. Пока над нами было безоблачное небо, пока наши ноги ступали по твердой земле, все шло хорошо. Наша легкая одежда еще довольно хорошо спасала нас от осенних ветров. Мы находили провиант в деревнях, удаленных от наших дорог, а солдат за превратностями судьбы видел надежду на более счастливый удел. Но скоро лазурь неба помутнела, с облаков посыпал снег, мороз оставил свой ледяной дворец и с неслыханной яростью обрушился на нас. Дорога исчезла, и насколько далеко только можно было видеть, все было покрыто белым снегом, похожим на саван. Напрасно верный канонир, привычный к усталости, прилагал нечеловеческие усилия, чтобы спасти свое самое главное сокровище – орудие пушки, что невозможно было везти с собой, заклепывали и бросали по обочинам дорог. После дня трудов и страданий, подобных которым прежде не испытывали, мы достигли деревни, вокруг которой занесенные снегом шалаши говорили, что нас опередили наши товарищи по оружию, нашедшие тут приют. Полнейшая тишина, царившая там, казалось бы, свидетельствовала, что они давно покинули свое убежище, но, подойдя ближе, мы – о, ужас! – нашли группу окоченевших, припорошенных снегом трупов. Глядя на них, мы с дрожью подумали об участи, ожидающей всех нас на этой бесконечно длинной дороге. Надо было собрать всю свою волю и вооружиться всем мужеством против грядущих ударов судьбы. Зловещий финал первого зимнего дня был лишь началом наших бед.
На дороге около Соловьево, 8 ноября 1812 года
Христиан Вильгельм Фабер дю ФОР
На дороге недалеко от Пневы, 8 ноября 1812 года
Христиан Вильгельм Фабер дю ФОР
Из Михайловки, где пришлось заночевать в первую холодную ночь, мы продолжили путь. При взгляде на отступающую армию со стороны казалось, что широкий поток медленно течет, сметая все на своем пути, ворчит и втягивает в себя мелкие ручьи. Если бы тот, кто мог ранее видеть, как эта армия переходила Неман на пути к Москве, был бы каким-то волшебством перенесен в наши ряды сегодня, он ни за что не узнал бы ее, поскольку холод своей ледяной рукой лишил нас блестящего вида и расположения духа. Мы шли мрачные и хмурые, словно группа нелепо выряженных авантюристов. И если бы он перевел свой взгляд влево от дороги, то был бы поражен группой, собравшейся у чахлого костра, разведенного из разломанных орудийных лафетов и колес, и пытающейся согреть закоченевшие ноги. За этой группой стояла толпа адъютантов, готовых по малейшему знаку бежать, куда прикажут. А знаете ли вы, кто тот человек, одетый в простой серый редингот, который так часто блистательным метеором вел нас в битве к победе, которого может сделать неузнаваемым лишь меховая шапка? Это император! Кто из нас мог угадать, что происходит в этой великой душе при взгляде на жалкий вид его армии? Его враги оскорбили его и погребли его славу в пыли... О, какая жестокая мука! Если бы то, что он чувствовал, могло бы разорвать сердца его хулителей! Тот, кто видит подлинное величие брошенного фортуной, забывает про собственную боль и свои страдания. Так и мы, молча прошагали перед его взором, наполовину смирившиеся со своей суровой участью.
Отступление из России, 1812 год.
Р. КЭМПБЕЛЛ
